Австралийский биолог: экологическое бедствие — наследие Дарвина
Человек выставлен в ней химическим наркоманом, эгоистичным убийцей удивительного живого покрова родной планеты.
Подавляющее большинство учёных считает, что люди перевернули экосистемы и оказывают потенциально бедственное влияние на климат. Некоторые — возможно, в ответ на общественное безразличие — склонны преувеличивать размах неприятностей. «Здесь, на Земле» явно относится к этой группе. К счастью, у автора хватило сил отказаться от риторики и отметить, насколько нелегко быть первой разумной формой жизни, которая получила в своё распоряжение всю планету. «Младенчество — самый опасный период», — подчёркивает г-н Фланнери.
Учёный полагает, что в некотором роде в нынешней ситуации виновата механистическая, бездушная концепция Чарльза Дарвина. Ей противопоставляется более целостная теория Альфреда Рассела Уоллеса — тоже английского натуралиста, пришедшего к тем же выводам независимо от Дарвина. В то время как Дарвин «искал просветления, изучая более мелкие куски головоломки жизни, — пишет автор, — Уоллес видел целую картину». Он считал, что роль человека в эволюции не ограничивается стремлением к воспроизводству (или заработку, как впоследствии полагали социальные дарвинисты) и победе над конкурентами. Уоллес одним из первых обвинял человека в «преступной апатии»: уже в конце XIX века города задыхались от грязи.
Затем г-н Фланнери сталкивает две более современные концепции. Палеонтолог Питер Уорд в своё время предложил «гипотезу Медеи»: естественный отбор заставляет биологический вид эксплуатировать ресурсы до тех пор, пока экосистема не будет разрушена и вид не уничтожит сам себя. Действительно, соглашается автор, некоторые виды и цивилизации пришли к такому печальному концу. Но есть и другой взгляд — «гипотеза Геи», разработанная экологом Джеймсом Лавлоком: эволюция предстаёт здесь как «серия беспроигрышных последствий, в результате которых возникает продуктивная, стабильная и всеобщая Земля». По крайней мере так оно было до тех пор, пока человеческий эгоизм не поднялся во весь рост.
Вот один из примеров: долгие годы люди пользовались услугами медоуказчика — маленькой птички, которая находит улей и подзывает человека. Человек разоряет улей, забирает мёд и оставляет птице то, что ей нравится больше всего, — личинок и соты. Увы, сетует учёный, в последнее время «ленивые люди» перешли на промышленное производство сахара и отвернулись от природы.
Порой г-н Фланнери откровенно перегибает палку. Так, он пишет, что, по данным на 2007 год, ежегодно 220 тыс. человек гибнет от отравления пестицидами. Автор забывает указать, что, по сведениям Всемирной организации здравоохранения, в Южной Азии приём пестицидов — распространённый способ самоубийства. Иными словами, проблема больше связана с культурными и психологическими аспектами, чем с экологическим армагеддоном.
Учёный утверждает, что ежегодно в США пестицидами травятся 42 тыс. человек. Однако, по данным Национального института профессиональной безопасности и здоровья, с 1998 по 2005 год зафиксирован всего 3 271 такой случай, и только 0,6% из них получили статус острых отравлений.
Искажения и преувеличения достигают в книге неприличного размаха. Так, г-н Фланнери описывает, как биологи после чернобыльской катастрофы обнаружили, что отдельные средиземноморские виды креветок имели чрезвычайно высокие концентрации радионуклидов полония-210 в некоторых органах. Автор зловеще отмечает, что этим ядом отравили русского диссидента Александра Литвиненко в 2006 году. Но он, видимо, не обратил внимания на то, что в журнале Science ещё в 1982 году (за четыре года до Чернобыля) описывался точно такой же высокий уровень полония-210 в тех же органах того же вида креветок, собранных в Атлантике. Это результат естественной радиации.
Несмотря на подобные недостатки, «Здесь, на Земле» — полезная книга. Она напоминает, что те качества, которые втянули нас в экологические проблемы, помогут нам выкарабкаться. Отвергая не только Уорда, но и Лавлока, г-н Фланнери приходит к выводу, что мы изменим свои ценности в результате активного выбора, а не естественного отбора. Ведь есть же у нас ум, правда?
