Окситоцин усиливает любовь к «своим», но не улучшает отношения к чужакам
|
Нейропептид окситоцин играет важную роль в регуляции социального поведения у животных, включая человека. Ранее было показано, что под действием окситоцина люди становятся добрее, доверчивее, внимательнее к другим. Эти исследования, однако, не учитывали того обстоятельства, что альтруизм у людей с древнейших времен был парохиальным, то есть направленным только на «своих». Новые эксперименты, проведенные голландскими психологами, показали, что положительные эффекты окситоцина распространяются на тех, кого человек считает «своими», но не на членов конкурирующих групп. Окситоцин усиливает желание защищать своих и может стимулировать нанесение «упреждающих ударов» по чужакам с целью защиты от возможной агрессии с их стороны.
Межгрупповая конкуренция была важным стимулом развития альтруизма у многих общественных животных, в том числе, по-видимому, и у наших предков (см.: Межгрупповые войны — причина альтруизма?, «Элементы», 05.06.2009; Альтруизм у детей связан со стремлением к равенству, «Элементы», 04.09.2008). Предполагают, что альтруизм у людей изначально был направлен только на членов своей группы и развивался в едином комплексе с враждебностью к чужакам (Choi J. K., Bowles S. The coevolution of parochial altruism and war // Science. 2007. V. 318. P. 636–640). Такой альтруизм называют «парохиальным», то есть местническим, узким, направленным исключительно на своих. Если индивид может выжить и размножиться только будучи членом успешной группы (а именно так обстоит дело у многих общественных животных — от насекомых до приматов), то естественный отбор будет способствовать развитию внутригруппового парохиального альтруизма даже при низком уровне генетического родства между членами группы (см.: Межгрупповая конкуренция способствует внутригрупповой кооперации, «Элементы», 28.05.2007; Эволюция кооперации и альтруизма).
Парохиальный альтруизм и сегодня остается весьма характерной особенностью человеческой психики и поведения. Многие люди готовы пожертвовать своими интересами (то есть совершить альтруистический поступок) ради своих. При этом они часто с не меньшей готовностью идут на жертвы и ради того, чтобы причинить ущерб представителям враждебных групп. Военные подвиги и действия террористов-самоубийц — типичные примеры такого поведения (см.: Может ли эволюционная психология объяснить феномен террористов-самоубийц?, «Элементы», 27.01.2009). При острой межгрупповой вражде помощь своим и агрессия по отношению к чужим в равной мере идут на пользу группе. В человеческих обществах альтруистические действия обоих типов, как правило, высоко ценятся, считаются «высокоморальными», «героическими», «патриотическими» и т. п. Положительная связь между репутацией и репродуктивным успехом особей могла дополнительно подстегивать развитие парохиального альтруизма у наших предков (это явление называют «непрямой реципрокностью», см.: indirect reciprocity).
Если парохиальный альтруизм так прочно укоренен в нашей психике и имеет столь глубокие эволюционные корни, то у него должна быть и вполне четкая генетическая и нейрологическая основа. Парохиальный альтруизм должен быть как-то «закодирован» и в нашем геноме, и в структуре мозга, а на соответствующие аспекты нашего поведения должны влиять вполне конкретные нейрохимические факторы.
Поиску таких факторов — химических регуляторов мозговой деятельности, влияющих на проявления парохиального альтруизма — посвящена статья голландских психологов, опубликованная в последнем номере журнала Science. Постоянные читатели «Элементов» вряд ли удивятся, узнав, что первым «подозреваемым» стал окситоцин — вещество, выделяемое нейронами гипоталамуса и играющее ключевую роль в регуляции социальных и семейных отношений не только у людей, но и у многих других животных. О влиянии окситоцина на межличностные отношения «Элементы» рассказывали неоднократно (см. ссылки внизу). Тесная связь окситоциновой системы регуляции социального поведения с проявлениями кооперации и альтруизма подтверждена множеством экспериментов. В частности, установлено, что окситоцин выделяется при положительно окрашенных контактах между родственниками (например, между матерью и ребенком), влияет на доверчивость, склонность к добрым поступкам, сочувствие, помогает понимать настроение других людей по выражению лица, побуждает чаще смотреть собеседнику в глаза и т. п.
До сих пор, однако, оставалась неизученной работа окситоциновой системы в контексте межгрупповой конкуренции. Делает ли окситоцин нас такими же добрыми и доверчивыми по отношению к чужакам, как и к «своим»? Это было бы весьма удивительно, ведь сотрудничество с представителями враждебной группировки ведет к ровно противоположному эффекту по сравнению с внутригрупповой взаимопомощью. Общество, как правило, расценивает такое поведение уже не как подвиг и патриотизм, а как измену и предательство.
Различает ли окситоциновая система эти нюансы? Авторы предположили, что она должна их различать, иначе в условиях межгрупповой вражды ее действие стало бы попросту вредным для общества и для индивидов, в него входящих. А межгрупповая вражда, по-видимому, была «нормой жизни» на протяжении почти всей человеческой истории.
Некоторые установленные ранее факты подкрепляют предположение о том, что окситоцин стимулирует не альтруизм вообще, а именно парохиальный альтруизм. В частности, известно, что у некоторых животных окситоцин активизирует территориальное поведение и агрессию против «нарушителей границ». В опытах на людях было показано, что в условиях напряженного соревнования окситоцин может усиливать чувство зависти к сопернику и злорадство в случае победы.
Для проверки данной гипотезы авторы поставили три эксперимента. Все они проводились на мужчинах (на женщинах влияние окситоцина не изучают, потому что окситоцин, помимо прочего, стимулирует маточные сокращения при родах). За полчаса до начала эксперимента каждый испытуемый должен был закапать себе в нос выданный ему препарат; в половине случаев это был раствор окситоцина, в половине — водичка (плацебо).
В первом эксперименте всех участников разделили на команды по три человека. Команды попарно участвовали в экономической игре, основанной на классической «дилемме заключенного» (так называют ситуацию, когда каждому выгодно вести себя эгоистично вне зависимости от действий партнеров, однако совокупный выигрыш всей группы оказывается максимальным при альтруистическом поведении всех участников). Каждому игроку выдали по 10 евро, и он должен был по своему усмотрению разделить эту сумму на три части. Первая часть доставалась ему целиком, вторая шла в «общественный фонд», третья — в «межгрупповой фонд». За каждый евро, внесенный в общественный фонд, все три члена команды получали по 0,5 евро. Таким образом, максимальный общий выигрыш достигается в том случае, если игроки отдадут в общественный фонд все свои деньги: тогда каждый заработает по 15 евро. За каждый евро, внесенный в «межгрупповой фонд», все члены команды тоже получали по 0,5 евро; кроме того, у каждого игрока другой команды отнимали такую же сумму. Вкладывание денег в общественный фонд рассматривалось как показатель «внутригрупповой любви». Деньги, внесенные в межгрупповой фонд, служили мерилом «межгрупповой ненависти».
После введения плацебо 52% испытуемых больше всего денег оставили себе (проявили «эгоизм»), 20% самую большую сумму внесли в общественный фонд («любовь к своим»), 28% отдали предпочтение межгрупповому фонду («ненависть к чужим»). Под действием окситоцина только 17% участников поступили как «эгоисты», 58% проявили «любовь к своим», 25% — ненависть к чужим. Обработав полученные результаты несколькими статистическими методами, авторы заключили, что окситоцин усиливает «внутригрупповую любовь» и практически не влияет на «межгрупповую ненависть».
Кроме того, испытуемых попросили оценить, чего они ожидают от своих партнеров по команде и от противников в этой игровой ситуации. Их ответы позволили понять, как влияет окситоцин на доверие к своим и недоверие к чужим. Оказалось, что доверие к своим (то есть ожидание альтруистического поведения с их стороны) резко возросло под действием окситоцина. Недоверие к чужим, то есть ожидание подлости с их стороны, не изменилось.
Эти результаты показывают, что окситоцин по-разному влияет на отношение к своим и чужим. Если бы люди под действием окситоцина в равной степени «добрели» по отношению ко всем окружающим, то следовало бы ожидать, что ненависть и недоверие к чужим снизятся. Но этого не произошло. Окситоцин улучшил отношение только к «своим». Это подтверждает гипотезу о том, что окситоцин стимулирует именно парохиальный альтруизм, а не альтруизм вообще.
Известно, что люди сильно различаются по своей склонности к альтруизму и кооперации. Может быть, окситоцин по-разному влияет на людей с разным характером? Чтобы выяснить это, был поставлен второй эксперимент. Он отличался от первого только тем, что всех участников в начале протестировали, чтобы определить их склонность к альтруизму, и разделили по результатам тестирования на «эгоистов» и «альтруистов». Оказалось, что окситоцин влияет на обе группы совершенно одинаково: как у альтруистов, так и у эгоистов введение окситоцина усилило любовь и доверие к своим, но не повлияло на отношение к чужим.
Первые два эксперимента показали, что склонность к немотивированной (не приносящей выгоды) агрессии против чужаков под действием окситоцина не усиливается. Но, может быть, окситоцин будет стимулировать агрессию, если у игроков появится возможность нажиться за счет противников? Кроме того, в первых двух экспериментах у игроков не было возможности защититься от агрессии со стороны другой команды. Может быть, окситоцин способствует принятию «превентивных мер», своего рода упреждающих ударов, целью которых является защита группы от внешнего врага?
Чтобы ответить на эти вопросы, был поставлен третий эксперимент, в котором каждый игрок должен был от лица своей команды решить, будет ли он сотрудничать с командой соперников. Представитель второй команды, со своей стороны, должен был принять такое же решение. При этом игроки ничего не знали о решениях, принятых другими игроками.
Распределение выигрышей строилось, как и раньше, по принципу «дилеммы заключенного», только на этот раз речь шла о сотрудничестве между командами, а не между членами одной и той же команды. Если представители обеих команд выражали готовность сотрудничать, все получали по 1 евро. Если оба представителя отказывались сотрудничать, все получали по 0,6 евро. Если игрок отказывался сотрудничать, а представитель другой команды соглашался, то первая команда оказывалась в выигрыше. Величина этого выигрыша могла быть большой (члены первой команды получали по 1,4 евро) или маленькой (1,1 евро). Манипулируя этим показателем, исследователи могли выяснить, в какой степени влияет на решения игроков «жадность», то есть желание обогатиться за счет противников. Если игрок соглашался сотрудничать, а представитель другой команды отказывался, то первая команда оказывалась в проигрыше, который мог быть большим (члены команды получали лишь по 0,2 евро) или маленьким (0,5 евро). Сравнение этих вариантов позволяло оценить влияние «страха», или желания защитить себя и свою команду от возможных враждебных действий со стороны противников.
Оказалось, что окситоцин повышает частоту «актов агрессии» по отношению к соперникам (то есть отказов от сотрудничества, что всегда ущемляло интересы противников), но не всегда, а только если такое поведение мотивировалось «страхом», то есть желанием защитить группу. Окситоцин не стимулировал враждебность к чужакам под действием «жадности», но стимулировал ее под действием «страха».
|
Эти выводы подтвердились результатами опросов испытуемых после игры. У участников, находившихся под действием окситоцина, выявилась повышенная готовность нанести «упреждающий удар» по соперникам, чтобы защитить команду от агрессии с их стороны. Без окситоцина стремление к таким действиям было выражено слабее. Окситоцин, однако, не усилил у игроков желание навредить соперникам из соображений «жадности», то есть для того, чтобы поживиться за их счет. Кроме того, окситоцин в этой игре, как и в первых двух экспериментах, повысил доверие к своим, но не повлиял на степень недоверия к чужим.
Исследование показало, что парохиальный альтруизм действительно находится под контролем окситоциновой системы. Окситоцин улучшает отношение к своим и готовность их поддерживать и защищать, но не меняет отношения к чужакам. Окситоцин может даже стимулировать агрессию, но только в том случае, если она имеет характер «упреждающего удара» и направлена на защиту своей группы от возможных враждебных действий со стороны соперников. Окситоцин, однако, не вызывает у людей желания навредить чужакам «просто так», без всякой выгоды для себя, и не стимулирует агрессивные акты, основанные на корыстных мотивах. Иными словами, окситоцин может провоцировать «оборонительную», но не «наступательную» агрессию.
Вопрос о том, какие нейрохимические механизмы регулируют «наступательную» агрессию, остается открытым.
Источник: De Dreu C. K. W. et al. The Neuropeptide Oxytocin Regulates Parochial Altruism in Intergroup Conflict Among Humans // Science. 2010. V. 328. P. 1408–1411.
См. также о парохиальном альтруизме:
1) Межгрупповые войны — причина альтруизма?, «Элементы», 05.06.2009.
2) Межгрупповая конкуренция способствует внутригрупповой кооперации, «Элементы», 28.05.2007.
3) Альтруизм у детей связан со стремлением к равенству, «Элементы», 04.09.2008.
4) Может ли эволюционная психология объяснить феномен террористов-самоубийц?, «Элементы», 27.01.2009.
5) Эволюция кооперации и альтруизма.
О влиянии окситоцина на социальное поведение:
1) Гены управляют поведением, а поведение — генами, «Элементы», 12.11.2008.
2) Самцы после спаривания становятся спокойнее и смелее, «Элементы», 16.10.2007.
3) Биохимические основы любви закладываются в младенчестве, «Элементы», 02.12.2005.
4) Окситоцин делает людей более чуткими к добрым словам, «Элементы», 17.12.2008.
5) Голос и объятия одинаково важны, «Элементы», 18.05.2010.
6) Найден ген, влияющий на склонность к добрым поступкам, «Элементы», 21.05.2009.
Александр Марков
