Мог ли «венец творения» быть иным?

Практически в каждой науке существуют и оказывают влияние на ее развитие взгляды или система взглядов, которые принимаются истинными без должного обоснования. Их удобно называть мифами. Как правило, мифы оказываются в основе ложных концепций, опровергать которые трудно из-за того, что исходные позиции считаются общепринятыми.

Согласно Ветхому завету, Господь создал человека по своему образу и подобию. Из этого следует, что облик «венца творения» был предопределен изначально и однозначно, в соответствии с заранее поставленной целью. Наука, признавая целесообразность в природе и обществе, отвергает цель как «конечную» причину вещей, рассматривая в качестве такой причины реальное взаимодействие явлений. Тем не менее при внимательном рассмотрении некоторых современных концепций происхождения человека трудно избавиться от впечатления, что в них процесс антропогенеза мыслится именно как процесс, результат которого, подобно результату акта божественного творения, был предопределен изначально и однозначно.

Самым, пожалуй, распространенным образцом подобного рода представлений является взгляд на людей ныне господствующего на Земле вида, как на единственных обладателей права носить имя человека. По мнению многих философов, послушно разделяемому некоторыми антропологами и археологами,— мнению, которое, как я подозреваю, может представляться чуть ли не чем-то само собой разумеющимся,— человек в полном смысле этого слова («готовый», как иногда говорят, человек), появился лишь вместе с людьми современного физического типа (Homo sapiens sapiens), a все предшествовавшее развитие было только подготовкой природы к этому скачку в эволюции, прелюдией к появлению «готовых» людей. Будто биологическая эволюция — подобно поезду, ведомому опытным машинистом,— доставляет гоминид в заданный пункт назначения и после,этого, «сделав свое дело», сходит со сцены, предоставив судьбу человечества иным силам и законам — социальным.

Чему же, однако (или, быть может, кому?), обязаны мы тем, что столь удачно прибыли именно на нужный пункт — станцию «готовый человек», а не сошли, по неведению о своей неготовности, с поезда эволюции раньше, на какой-то иной станции, с менее льстящим нашему самолюбию названием?

Было ли утверждение на Земле людей современного физического типа неизбежностью, к которой почему-то стремилась природа, или лишь одной из нескольких возможностей, осуществившейся в силу определенного стечения определенных обстоятельств?

Иными словами, была ли альтернатива, существовали ли другие претенденты на роль «венца творения»?

Попытаемся, основываясь на имеющихся в распоряжении науки фактических данных, ответить на эти вопросы. От питекантропов — к неоантропам

Чаще всего в литературе об антропогенезе ход эволюции человека преподносится в виде четких и легко запоминающихся схем, в которых процесс смены одних видов гоминид другими изображается как простая линейная последовательность. Благодаря этому всем известно, что сначала были австралопитеки, потом питекантропы, их сменили неандертальцы, а они впоследствии уступили место людям современного физического Типа (неоантропам). Не рассматривая здесь всю эту цепочку от начала до конца, сосредоточим свое внимание на последних двух ее звеньях, или, точнее, на вопросе о роли неандертальцев в становлении неоантропа.

Этот вопрос составляет суть так называемой «неандертальской проблемы». Уже почти целое столетие находится он в центре дискуссий ученых, занимающихся поисками истоков, генетических корней современного человечества. Решения предлагались самые разные, в том числе и взаимоисключающие. С одной стороны, казалось очевидным, что во времени неандертальцы являются непосредственными предшественниками Homo sapiens sapiens'a и, таким образом, их наиболее вероятными предками. С другой стороны, многие антропологи отмечали, что по ряду черт своего анатомического строения обе разновидности гоминид довольно-таки резко различаются, а хронологический промежуток, разделяющий их, слишком мал, чтобы можно было предполагать эволюционное «превращение» одной формы в другую.

И сторонники, и противники версии происхождения современного человека от неандертальцев исходили в своих построениях в основном из данных, полученных на территории Европы и некоторых прилегающих регионов. Вследствие этого в спорах вокруг неандертальской проблемы речь шла главным образом о так называемых «классических неандертальцах», заселявших Европу, Ближний Восток, Переднюю и Среднюю Азию, а также, вероятно, Северную Африку в период примерно от 100 до 35 тысяч лет назад. Они были изучены лучше других, близких по времени форм гоминид, и представлены большим количеством антропологических находок (в долине реки Неандер в Германии, в бельгийской пещере Спи и французских Ля Феррасси, Ля Кина и Ля Шапелль-о-Сен, в гроте Тешик-Таш на территории Узбекистана, в израильской пещере Кебара и т. д.)

Вместе с тем давно уже было замечено, что неандертальский тип человека отнюдь не отличается однообразием, и чем больше накапливалось материалов, тем более очевидной становилась их хронологическая и географическая изменчивость.

Так, среди европейских неандертальцев была выделена «атипичная» группа, предшествовавшая во времени «классической», но, как ни странно, анатомически более близкая к неотропам (представлена находками в Штейнгейме и Эрингсдорфе, Германия, а также в ряде других мест). Своеобразные вариации неандертальского или, осторожней выражаясь, неандерталоидного типа были обнаружены в Восточной и Юго-Восточной Азии, в Южной Африке. Некоторые из этих вариаций настолько отличались от «классических неандертальцев», что даже исключались отдельными исследователями из числа неандертальских форм вообще. И по сей день идут дебаты относительно положения в системе гоминид, например, нгандонгского человека (о. Ява, Индонезия) или так называемого «родезийца» (Брокен-Хилл, Замбия), которых одни относят к особым подвидам в пределах неандертальского вида, а другие определяют как представителей отдельных видов, не связанных с неандертальским.

Так или иначе, независимо от того, принадлежали ли известные нам неандерталоиды к одному биологическому виду или к нескольким, ясно все же, что именно среди них следует искать наших предков. Иных вариантов попросту нет. Даже отказав в близком с собой родстве «классическим неандертальцам» — а к этому сейчас склоняется большинство ученых,— нам не следует отрицать наличие в своей эволюции неандертальской фазы как таковой. Среди предковых по отношению к неоантропам видов гоминид, несомненно, были и преобладали на определенном этапе формы, обладающие комплексом выраженных неандерталоидных черт. Задача заключается прежде всего в том, чтобы обнаружить, идентифицировать эти формы в палеонтологической летописи, то есть найти и определить конкретные ископаемые, которые могли бы олицетворять и иллюстрировать процесс биологического становления людей современного физического типа.

Правильность да и сама возможность решения такой задачи находятся в непосредственной зависимости от ответа на вопрос, где и когда появились первые неоантропы. Об этом была предыдущая моя статья, и здесь достаточно лишь напомнить основные ее положения.

Согласно данным новейших антропологических, биомолекулярных исследований, родина людей современного физического типа — Африка, точнее, юг и восток этого континента. Неоантропы появились здесь не 35—40 тысяч лет назад, как в Европе и на большей части Азии, а около 100 тысяч лет назад или даже 20—30 тысячелетиями ранее. Древнейшие ископаемые останки неоантропов происходят из пещер Бордер и Класиес (ЮАР), Мумба (Танзания), из долины реки Омо (Эфиопия), а также из ближневосточной пещеры Кафзех (Израиль). Европа и Азия были, скорее всего, колонизированы мигрантами из Африки, гоминиды же, обитавшие здесь до них, вытеснялись, а частью, возможно, ассимилировались пришельцами.

Все сказанное, конечно, не истина в последней инстанции, но достаточно обоснованная научная гипотеза. Допуская, что многое в ней будет еще уточняться, мы тем не менее можем использовать ее в качестве отправной точки для дальнейших рассуждений. Зная место и время выделения неоантропов из предковых форм, нам теперь легче будет найти сами эти формы: ведь круг поисков сразу же значительно сужается, охватывая не всех гоминид вообще, а лишь обитавших в определенном регионе — то есть в Южной и Восточной Африке — в определенный период (древнее 100 тысяч лет назад).

Имеются ли среди ископаемых гоминид Южной и Восточной Африки, живших здесь ранее 100 тысяч лет назад, формы, которые могли бы заполнить пробел между питекантропами (Homo erectus) и Homo sapiens sapiens, формы, переходные между двумя этими видами и позволяющие проследить, как один из них превращался в другой? Да, такие ископаемые есть. Более того, их много и они очень выразительны, чего нельзя сказать ни о каком другом регионе.

Особое место среди костных материалов промежуточного характера занимают два черепа. Один был обнаружен в районе Флорисбада (ЮАР) еще в 1932 году, а второй — в долине реки Омо (Эфиопия) в 1969 году (он традиционно обозначается в литературе как череп Омо 2). Оба они интересны и важны для нас прежде всего тем, что представляют собой останки существ, которым оставалось сделать буквально полшага, чтобы, стать не отличимыми от современных людей в анатомическом отношении. Эти полшага были сделаны, вероятно, уже ближайшими их потомками, которые приобрели чуть более высокий лоб, а кости стали чуть менее массивны. Возраст находок — как из Флорисбада, так и из долины Омо — не определен пока точно, но имеются веские основания полагать, что он несколько превышает 100 тысяч лет, тяготея к рубежу двух геологических эпох — среднего и верхнего плейстоцена (около 130 тысяч лет назад).

Похожий возраст — около 120 тысяч лет, согласно датировке по урану,— имеет и почти целиком сохранившийся череп, найденный в 1980 году в отложениях геологической формации Нгалоба (Танзания). Здесь тоже почти современная анатомия, и лишь некоторая покатость лба и чрезмерное развитие надглазных дуг заставляют отделять человека из Нгалобы от Homo sapiens sapiens.

Несколько более архаичны кости из Брокен-Хилла (Замбия). Череп и ряд фрагментов скелета, найденные в 1921 году, немного древнее костей из Флорисбада, Омо и Нгалобы, но не старше 200 тысяч лет.

Итак, имеющиеся в распоряжении антропологов материалы свидетельствуют, что африканские неандерталоиды принимали самое непосредственное участие в формировании людей современного физического типа.

Ну а как же обстояли дела в Европе? Как развивались местные неандертальцы? Я уже говорил, что, как выяснилось, ранние или «атипичные» европейские неандертальцы больше походили на современных людей, чем жившие после них «классические неандертальцы». Этот вывод подтверждается не только сравнением отдельных, взятых порознь анатомических признаков, но и исследованиями, в которых сопоставлялись целые комплексы признаков, в частности данные измерений, снятых с черепов. Чем же объяснить, что ранняя форма европейских неандертальцев кажется более близкой в анатомическом плане к неоантропам, чем поздняя форма?

Дело в том, что различия между гоминидами разных видов (подвидов) увеличивались по мере удаления их от общего предка. И европейские неандертальцы, и африканские неандерталоиды ведут свое происхождение от африканских Homo erectus, но, разделившись около 700 тысяч лет назад, заселив разные регионы и приспосабливаясь к противоположным во многом условиям существования, они приобретали разные, весьма несхожие признаки, в то время как признаков, сближавших их, унаследованных от питекантропов, оставалось все меньше. Другими словами, они представляли собой дивергировавшие, то есть развивавшиеся в разных направлениях, формы. Поэтому атипичные неандертальцы Европы, или, как их еще называют, пренеандертальцы, будучи ближе к общему предку, имели и больше общих с ними анатомических черт. Что же касается «классических неандертальцев», то они обрели вместо этих черт другие, еще сильнее отделявшие их от людей современного физического типа, и, следуя в эволюции своим собственным, непроторенным путем, сумели прекрасно приспособиться к условиям ледниковой эпохи в Европе. Судя по обилию находок скелетов «классических неандертальцев» и оставленных ими стоянок, а также по тому, что ареал их обитания расширился далеко за пределы Европы, это был вид (подвид), процветавший в биологическом отношении, многочисленный и экологически гибкий.

Таким образом, около 100 тысяч лет назад на территории Европы и прилегающих районов, с одной стороны, и Африки — с другой, сложились как бы два альтернативных человечества (восточно-азиатские материалы изучены гораздо хуже, поэтому я не использую их в своих рассуждениях). Они довольно долго, не менее 70 тысяч лет, сосуществовали, причем в отдельных районах, вероятно, бок о бок. Затем, около 40 тысяч лет назад, началась мощная экспансия неоантропов. Примерно в течение десяти тысячелетий неандертальцы пытались противостоять пришельцам. Борьба за существование между двумя разновидностями гоминид могла проходить в самых разных формах, но в конце концов перераспределение жизненных ресурсов в изменившихся после появления конкурентов условиях существования оказалось для коренного населения Европы гибельным. Была подорвана экономическая основа существования неандертальцев.

Трудно сказать пока, в чем конкретно состояли преимущества Homo sapiens sapiens. Видимо, они были лучше организованы, лучше оснащены технически, имели более разнообразный арсенал средств и способов жизнеобеспечения. Какую-то роль сыграли, вероятно, и некоторые анатомо-физиологические особенности неандертальцев, приобретшие в новой экологической ситуации негативное значение (прежде всего, это массивность их скелета, чрезмерная «утяжеленность» тела, для поддержания которого требовались значительные энергетические затраты). В целом, однако, различия были не столь велики, конкурирующие стороны не разделяла непроходимая пропасть. Мы, конечно, не знаем и, очевидно, никогда не узнаем точно, могли ли неандертальцы и неоантропы при скрещивании давать жизнеспособное плодовитое потомство, но мы можем попытаться оценить степень их сходства в культурном и умственном отношении, то есть в том главном, что характеризует человека.

Homo neanderthalensis — человек... разумный

«Есть люди, которые, по-видимому, убеждены, что Homo sapiens neanderthalensis — глупая скотина, и ничего больше. Ведь что ни говори, а он вымер, он не смог выдержать борьбы за существование, в чем усматривается прямое доказательство его безнадежной второсортности». Эти слова, принадлежащие одному из самых обаятельных героев фантастического романа Клиффорда Саймака «Заповедник гоблинов» — неандертальцу по имени Оп, довольно точно характеризуют представления нынешних хозяев Земли о своих ближайших соседях на эволюционной лестнице. То малоизвестное обстоятельство, что уже более двадцати лет многие антропологи отводят неандертальцам в своих классификациях весьма почетное место, включая их в качестве отдельного подвида в один вид с современными людьми, практически не меняет отношения к ним как к существам иного, гораздо более низкого, нежели мы сами, статуса. Способности неандертальцев — интеллектуальные, речевые и прочие — оцениваются отрицательно (некоторые авторы вообще отказывают им и в мышлении, и в речи), считается, что в социально-культурном плане они были бесперспективны, достигнув своего, весьма низкого, «потолка» в среднем палеолите. По культуре среднего палеолита и судят об их возможностях.

Имеют ли подобные взгляды под собой реальную основу? Да, имеют. Множество фактов, достоверность которых неоспорима, может быть истолковано в их пользу. Не подлежит ни малейшему сомнению, что неандертальцы большую часть периода своего существования были носителями тех культур, которые археологи определяют как среднепалеолитические. Эти культуры, судя по дошедшим до нас материальным остаткам, заметно уступали в сложности и богатстве внешних проявлений верхнему палеолиту, не говоря уже о более поздних творениях человека современного физического типа. Ни в изготовлении каменных орудий, ни в обработке иных материалов, ни в изобразительной деятельности неандертальцы не достигли того, чего достигли впоследствии неоантропы. Разница очевидна. Однако, отмечая эту разницу, не слишком ли мы торопимся поставить знак равенства между «не достигли» и «не могли достичь»? Обязательно ли первое предполагает второе?

Еще недавно считалось, что изменения в биологической организации гоминид и в их культуре происходили примерно синхронно. И, значит, коль скоро гоминиды того или иного типа приобретали благодаря эволюции какую-то новую способность, она непременно должна была ими реализовываться. Например, переход от среднего палеолита к верхнему часто рассматривался (да и сейчас рассматривается) как следствие прихода неоантропов на смену неандертальцам, то есть как следствие появления людей с более высокой биологической организацией. Между тем, как мы уже знаем, это событие, вопреки прежнему, почти всеобщему убеждению, произошло не 35—40 тысяч лет назад, одновременно с переходом от среднего палеолита к верхнему, а около 100 тысяч лет назад или даже двумя-тремя десятками тысячелетий ранее. Археологический материал среднего палеолита (в пещерах Бордер, Класиес, Мумба, Кафзех и т. д.) свидетельствует, что добрая половина (если не больше) всего времени его существования представлена носителями той культуры, которую до сих пор связывали исключительно с неандертальцами.

По меньшей мере 50—60 тысяч лет «готовый» человек удовлетворялся достигнутым до него, отнюдь не торопясь использовать свои возможности. Значит, все же «не достигли» и «не могли достичь» — это не одно и то же. Ведь вполне можно предположить, что и неандертальцы не переходили к верхнепалеолитическим способам обработки камня (а также других материалов) и изготовления орудий не потому, что были не способны к этому, а лишь потому, что просто не испытывали в этом долгое время достаточной необходимости, не имели, так сказать, стимула для культурных новаций.

Сколь бы непривычным ни казалось подобное предположение, оно вполне реалистично. Благодаря недавним открытиям археологов, в его поддержку могут быть приведены сейчас не только отвлеченные рассуждения, но и факты — кости неандертальца, найденные вместе с верхнепалеолитическими орудиями.

Еще в 1959 году французский археолог и антрополог А. Леруа-Гуран,— прославившийся позднее своими исследованиями по первобытной религии и искусству палеолита,— в статье, посвященной ископаемым человеческим костям из гротов Арси-Сюр-Кюр, заметил, что из слоев, относимых к так называемой шательперронской культуре, знаменующей собой начало верхнего палеолита в Западной

Европе, происходят зубы, анатомически идентичные зубам неандертальцев. «Если бы они были открыты без сопровождающих орудий,— писал Леруа-Гуран,— то можно было бы настаивать даже на еще большей их архаичности...». В данном случае, однако, костного материала было недостаточно, чтобы на его основе делать далеко идущие выводы. Поэтому о физическом типе носителей шательперронской культуры судили, как правило, по другой находке — по скелету, найденному на стоянке Комб-Каппель во Франции еще в 1910 году. Все кости, найденные здесь, по своему анатомическому строению были вполне современными, то есть принадлежали не неандертальцу, а неоантропу. Зубы из Арси-сюр-Кюр, конечно, не могли выдержать конкуренцию с целым скелетом и были практически забыты. Лишь несколько лет назад очередная находка французских исследователей заставила вновь вспомнить и заговорить о них.

В 1980 году в ходе раскопок стоянки Сен-Сезар в шательперронском слое этого памятника были обнаружены кости черепа (лобная, теменная, височные, фрагменты лицевого скелета, верхняя челюсть с зубами), морфология которого не оставляет никаких сомнений в том, кто был его обладатель. Низкий покатый лоб, развитой надглазничный рельеф, форма глазных орбит и другие признаки определенно свидетельствовали, что 34 или даже 32 тысячи лет назад (согласно радиоуглеродным датам, полученным для вмещающего находку слоя) на территории Западной Европы еще обитали неандертальцы. Есть основания считать, что именно неандертальцы положили начало развитию верхнего палеолита, по крайней мере, в западной части Европейского континента. Интересно, что близкая картина начинает вырисовываться сейчас и для Центральной Европы. Здесь с неандертальцами связывают местную, селетскую культуру, переходную по своему характеру от среднего палеолита к верхнему.

Таким образом, новые открытия предостерегают от недооценки неандертальцев. Эти открытия, а также такие давно и в большом количестве известные археологам случаи, когда культуры позднепалеолитического типа появляются вдруг на какое-то время в «недрах» среднего палеолита, 70 и более тысяч лет назад (преориньяк на Ближнем Востоке и в Северной Африке, Хоуисонс Пурт в Южной Африке), говорят о том, что на протяжении значительной части истории нашего общечеловеческого рода — рода Homo — диапазон возможностей его представителей в области культуры не реализовывался полностью.

Вероятно, часть культурных потенций всегда существовала в скрытом состоянии, но изменения,— а тем более крупные качественные сдвиги — не происходили. Не происходили потому, что возможностям этих потенций обязательно должна была сопутствовать потребность в новациях. Можно думать, что до появления в обществе такого специфического отношения, как выгода, пришедшего на смену унаследованному от природы отношению и принципу пользы, социально-культурное развитие шло по пути наименьшего сопротивления, следуя принципу минимальных энергетических затрат. Если это так, то этим и объясняется инертность первобытной культуры. Именно этим, а не врожденной физической и умственной ущербностью неандертальцев или иных видов гоминид, могут быть объяснены и чрезвычайно замедленные темпы развития культуры и общества в палеолите.

Впрочем, даже если бы и не было находок в Арси-сюр-Кюр, Сен-Сезаре и подобных им, если бы по-прежнему занижался возраст Homo sapiens sapiens и оставалась неизвестной их пятидесятитысячелетняя связь со средним палеолитом, если бы, наконец, не знали мы о явлениях типа преориньяка, об этом своеобразном забегании вперед (на десятки тысячелетий!) в культурном развитии, то и тогда все равно можно было бы найти в археологических материалах, характеризующих жизнь неандертальцев, великое множество данных, свидетельствующих об их незаурядных способностях и возможностях.

Давно уже известно, что неандертальцы могли сооружать и при необходимости сооружали из костей крупных животных и других материалов наземные жилища, очень похожие на те, в которых люди верхнего палеолита обитали еще 12—15 тысяч лет назад. Остатки таких жилищ были обнаружены археологами, например, на мустьерской (то есть среднепалеолитической) стоянке Молодово I на Украине, а также на французских стоянках Ле-Пейрер, Жетон и других, относящихся к тому же периоду. Известны и многочисленные неандертальские погребения, по поводу которых десятки лет не прекращаются споры ученых. Теперь уже нет сомнений, что по крайней мере часть этих погребений — результат преднамеренных захоронений.

Еще очень важная вещь — в сообществах неандертальцев существовало такое явление, как забота о физически неполноценных людях. Об этом свидетельствует, в частности, находка в пещере Шанидар (Ирак) скелетов двух индивидов, которые, получив очень тяжелые травмы, тем не менее долго еще жили после этого, что могло стань возможным лишь благодаря поддержке других членов группы.

Наконец, имеется и достаточно доказательств способности неандертальцев к созданию символов, то есть к изобразительной деятельности вообще. На некоторых из их стоянок были найдены изделия, не имеющие прямого утилитарного назначения, а выполнявшие, скорее, декоративные или символические функции. Это, безусловно, костяные подвески (Ля Кина и ряд шательперронских стоянок), каменные и костяные предметы с ритмически сгруппированными искусственными нарезками на их поверхностях (Ля Феррасси, Бачо Киро), плитки известняка с выбитыми на них углублениями, покрашенными охрой (Ле Мустье), и целый ряд других вещей.

Не сделать из всех этих и массы других, стоящих в том же ряду фактов вывод о большом культурном потенциале неандертальцев, о человеческом, по существу, характере их мышления можно лишь при огромном нежелании иметь в истории (а не где-то на Альфа Центавра) «братьев по разуму».

Однако помимо археологических материалов, о которых я говорил, есть еще и новейшие антропологические исследования. Крупнейший американский специалист в области палеоневрологии и эволюции мозга Р. Холлоуэй, изучив большое количество эндокранов (слепков внутренней полости черепа) неандертальцев, пришел к выводу, что их мозг «был вполне человеческим, без каких-либо существенных отличий в своей организации от нашего собственного мозга». Конечно, никто не станет отрицать, что биологические различия между людьми современного физического типа и неандертальцами действительно существовали, но не следует думать, что исключительно все различия были в нашу пользу. Так называемый «готовый человек» отнюдь не представляет собой идеал в анатомо-физиологическом отношении. В некоторых аспектах телесной организации гоминиды иных типов, несомненно, превосходили нас. Как заметил В. Вересаев в своих «Записках врача», «человек застигнут настоящим временем в определенной стадии своей эволюции, с массою всевозможных недостатков, недоразвитии и пережитков; он как бы выхвачен из лаборатории природы в самый разгар процесса своей формировки недоделанным и незавершенным». Далее Вересаев приводит множество примеров такой незавершенности.

В конце концов, разве мы можем быть уверены, что не утратили в процессе своей длительной эволюции каких-то подлинно человеческих качеств, которыми, возможно, обладали наши столь не похожие на нас предки и которые сделали бы жизнь современных людей богаче и полнее? Мы не знаем, чего лишились во имя лучшей приспособленности, и не знаем даже наверняка, все ли из приобретенного стоит утраченного.

Так или иначе, как бы мы ни оценивали свой собственный вид, ясно, что предшественники и соседи Homo sapiens sapiens на пути эволюции если и уступали последним в тех или иных человеческих качествах, то совсем не настолько, чтобы не признавать их за людей. Прежде всего это относится к неандертальцам.

Ход эволюционного процесса, его направление, скорость, прочие составляющие определяются реальными соотношениями организмов со средой и зависят от того, насколько соответствует состояние эволюционирующей группы тем требованиям, которые предъявляет к ней среда обитания (в широком смысле). С этой точки зрения, вполне допустимо, что при несколько ином, чем это имело место в действительности, развитии природного процесса, в Африке южнее Сахары могли сложиться условия, при которых адаптивный потенциал местных неандерталоидов оказался бы достаточным для их выживания и процветания без каких-то существенных морфо-физиологических изменений. И в этом случае человек, в его нынешнем виде, так никогда и не появился бы на планете, а лавры «венца творения» достались бы неандертальцам. Можно лишь гадать, как сложилась бы тогда судьба человечества, как далеко продвинулись люди в развитии культуры, в организации общества. Мы же ограничимся выводом, что тот вариант антропогенеза, который осуществился в реальности, при всей своей закономерности не был ни единственно возможным, ни тем более фатально неизбежным. Об этом не должен забывать исследователь эволюции и истории человека.

<< Назад